Отцовство в российской провинции: теоретический и эмпирический анализ. Статья А. Липасовой

Сайт Росотцовство продолжает обзоры наиболее интересных и значимых исследований отцовства, опубликованных на иностранных языках.
Представляем обзор статьи социолога Александры Липасовой, которая опубликована на английском языке в российском Журнале исследований социальной политики.

Lipasova A. (2017). Отцовство в российской провинции: теоретический и эмпирический анализ. Журнал исследований социальной политики, 15(4), 629-642.

В статье исследуются гендерные контракты и модели отцовства в семьях, проживающих в малых российских городах. На основе глубинных интервью с отцами и матерями из малых российских городов делается вывод, что отцовские практики в семьях носят ситуативный характер и выделяются три модели отцовства: «Отсутствующий/инфантилизированный отец», «Ситуативный отец/хороший кормилец», «Вовлеченный отец».

В статье автор изучает, какие гендерные контракты, модели отцовства и стратегии воспитания характерны для семей, живущих в малых российских городах. Под гендерными контрактами автор понимает совокупность принципов, согласно которым семья решает, кто и какими ресурсами выполняет работу по дому и семейные дела внутри и вне семьи. А. Липасова концентрирует свое внимание на практике отцовства, чтобы объяснить, как существующее разделение домашнего труда влияет на уровень участия отцов в уходе за детьми.
Автор строит свой анализ на материалах 21 глубинного интервью (11 интервью с отцами и 8 интервью с матерями) из разных семей и двух пар. При отборе информантов внимание автора было обращено на семьи, принадлежащие либо к потенциальному среднему классу, либо к работникам физического труда. Основными критериями отбора респондентов были род их занятий (работники торговли или сферы услуг, работники физического труда) и образование (среднее или профессиональное училище, без высшего образования). Респонденты были в возрасте от двадцати восьми до сорока лет и идентифицировались как этнические русские. Интервью были взяты в двух небольших российских городах: Гороховце (Владимирская область, население 13 000 человек) и Тотьме (Вологодская область, население 10 000 человек ).
Автор отмечает, что хотя исследование имеет ограничения (немногие мужчины хотели рассказать о своей семейной жизни женщине-интервьюеру; в ряде случаев попытки задать вопросы встречались враждебно; женщины-респонденты иногда использовали интервью, чтобы жаловаться на своих мужей и мужчин в целом), но в целом, исследование дает отчетливую картину отцовства в малых российских городах.
Автор анализирует гендерные контракты в современном мире и отмечает, что в социальных группах семей среднего класса и рабочих физического труда гендерные контракты характеризуются сильным неравенством в разделении домашнего труда между партнерами. Существуют два объяснения этого явления. Первая точка зрения подчеркивает рациональность и уровень ресурсов как причину, по которой распределение времени женщин и мужчин должно было измениться в ответ на изменение экономических, демографических и нормативных условий. Повышение уровня образования и заработной платы женщин уменьшило их сравнительное преимущество в неоплачиваемой (по сравнению с оплачиваемой) работой, в то время как уменьшение количества заключаемых браков, увеличение возраста вступления в первый брак и снижение рождаемости привели к снижению спроса на неоплачиваемый труд. Более того, поскольку рост образования, занятости и доходов женщин улучшил их переговорную силу, доля неоплачиваемого труда мужчин также должна была увеличиться.
Учёные, придерживающиеся другой точки зрения на этот вопрос, подчеркивают устойчивость гендерного неравенства и элементы, которые противодействуют изменениям в разделении труда в семье. Согласно этой точке зрения, неоплачиваемый труд не является нейтральным набором работ по дому, которые люди выполняют из-за сравнительных преимуществ или меньших ресурсов, а, напротив, является неотъемлемой частью воспроизводства неравных властных отношений между женщинами и мужчинами. Не выполняя неоплачиваемую работу или, по крайней мере, избегая определенных видов деятельности, мужчины демонстрируют свою маскулинность и укрепляют свою структурную и культурную власть. Таким образом, хотя определения приемлемого женского поведения были расширены и теперь включают оплачиваемую работу, выполнение женщиной домашнего труда по-прежнему является неотъемлемой частью того, чтобы быть «хорошей» женой и матерью. Девальвация домашнего труда заложена в соответствующих нормах феминности и маскулинности, а это означает, что для женщин более приемлемо принять «мужское» поведение, например, выполнение оплачиваемой работы, чем для мужчин принять «женское» поведение, например, выполнение неоплачиваемой работы по дому и заботе о детях. Данные различных социологических исследований показывают, что женщины по-прежнему выполняют больше работы по дому и уходу за детьми, чем мужчины, а брак, дети и занятость увеличивают объем домашнего труда женщин, но практически не влияют на неоплачиваемый труд мужчин, однако, оправдание малого участия мужчин в неоплачиваемой работе по дому не приветствуется общественным сознанием.
Александра Липасова (ссылаясь на Дженнифер Утрата) указывает на существующий в России дискурс, в рамках которого мужчины рассматриваются как безответственные и инфантильные, а отцовство не имеет для них большой ценности. Невысокие требования к отцовству позволяют российским мужчинам, опираясь на этот дискурс, оставаться хорошими отцами в своих собственных глазах. По их мнению, приоритетное значение в жизни ребенка имеет мать, а присутствие отца не является обязательным. Даже отцы, открытые для новой, более сложной версии отцовства, принимают негативное восприятие мужчин как плохих родителей. Таким образом культурный контекст может подталкивать российских отцов к «отсутствующему отцовству».
В материалах исследования А. Липасова обнаружила «гендерный дисбаланс», то есть разрыв между реальным гендерным контрактом в семье и тем, как он артикулируется информантом. Например, когда информантов спрашивают: «Что, по вашему мнению, значит быть хорошим отцом?», они чаще всего отвечали: «быть защитником и кормильцем семьи», однако в своих автобиографических рассказах и рассказах своих партнеров мужчины не всегда следовали этому нормативному образцу.
Укоренившиеся представления о том, что мужчины являются сильными защитниками и добытчиками, а женщины слабы и должны заботиться о детях, могут трансформироваться в гендерный контракт, в котором мужчины обычно инфантильны и безответственны, а женщины должны выполнять «двойную работу», то есть участвовать в оплачиваемой занятости и заботиться о детях.
Автор отмечает, что существует еще один механизм, объясняющий такое распределение нагрузки между мужчинами и женщинами в семье: семьи, в которых ролевые отношения мужа и жены сегрегированы, имеют плотные социальные сети, в которых многие их родственники, друзья и соседи знают друг друга. В изучавшихся А.Липасовой малых российских городах социальная сеть контактов очень плотная. Присмотр за детьми осуществляет не член семьи, а кто-то из соседей, т.е. женщины по очереди присматривают за детьми со своего двора , в то время как другие матери работают или выполняют другие виды домашних дел.
Автор отмечает на существующую у женщин, участвовавших в исследовании стратегию «совладать с собой». Её можно найти в рассказах многих матерей. Иногда они особенно гордились своей способностью обо всем позаботиться, подчеркивая при этом беспомощность своих мужей. В интервью женщин отсутствовали какие-либо попытки обсудить состояние семейных дел и распределение обязанностей в семье между мужчинами и женщинами, которое многие женщины-информанты считали несправедливыми. Стратегия «совладать с собой» является частью привычки этих женщин, и они считают ее чем-то предопределенным. Респонденты-мужчины не оценивали распределение обязанностей между мужчинами и женщинами с точки зрения его справедливости или неравенства. Они также не выразили сожаления в том, что не помогали своим женам.
Проведенные А.Липасовой интервью с семьями позволили ей выделить ряд моделей отцовства:
1. Модель «Отсутствующий/инфантилизированный отец». Отцы этой группы в определенной степени обеспечивают свои семьи (многие матери утверждали, что мужья дают им лишь фиксированную часть зарплаты и этого недостаточно), но в основном им может быть свойственна пассивность; зачастую они получают поддержку от матерей и участвуют только в самых приятных и наименее трудоемких отцовских практиках, таких как игры с детьми. Мотивы отцовства и сама ценность рождения детей имеют для отсутствующих отцов смутное значение, они не берут на себя достаточной ответственности за своих детей, их роль в семье пассивна. Но сами матери часто воспринимают отсутствие желания мужей участвовать в уходе за детьми и эмоционально вовлекаться в родительство как нормальное и бессознательно поддерживают такое положение вещей.
2. Модель «Ситуативный отец/хороший кормилец». Эти отцы видят свою главную цель в материальном обеспечении своих детей, они мало занимаются повседневным уходом и много работают (часто вдали от дома), предпочитают проводить свободное время среди друзей (рыбалка, просмотр спортивных состязаний и т. д.). В то же время эти отцы отдают много сил, времени и внимания «мужскому» труду: ремонту, реконструкции, строительству в домашнем хозяйстве. Проведение времени с семьей в преимущественно женской среде заставляет мужчин чувствовать себя неловко; они не считают такую родительскую практику достаточно «мужской». Для «хороших добытчиков» отцовство более совместимо с выполнением случайной работы по дому, чем с проведением времени вместе на общественном мероприятии, где других отцов, скорее всего, будет немного.
Исследования показывают, что вклад отцов в экономическое обеспечение семьи коррелирует с улучшением отношений между отцом и ребенком, образовательными достижениями и поведенческой адаптацией, а также самооценкой детей, однако, многие семьи с «ситуативным отцом» не могут сохранить баланс между финансовым обеспечением и повседневной доступностью отцов.
3. Модель «Вовлеченный отец». Третью группу отцов составляют вовлеченные родители, которых характеризует участие в деятельности, способствующей развитию ребенка, физическая вовлеченность в уход за детьми в сочетании с эмоциональной близостью, теплотой и отзывчивостью и контроль, который представляет собой многогранное понятие, включающее в себя мониторинг, установление ограничений, предвидение потребностей ребенка и участие в принятии важных решений относительно детей.
Однако даже респонденты-мужчины, которых можно отнести к вовлеченным отцам, могут придерживаться распространенного дискурса о жестком разделении обязанностей отцов и матерей, в рамках которого матерям приписывается ответственность за уют в доме и уход за детьми.